Вчера.

Гуляли большой шумной толпой... Пока пьяни плелись где-то в арьергарде, я урвала цветуёчек. Йоджи потом всю дорогу таял с меня-кавая.

@музыка: Offspring Original Prankster

@настроение: Прикольное

@темы: Друзья, Я

---

Танцевали сейчас с котом медленный танец под Оззи Озборна ''I just want you''. А сейчас тушим капусту и печем пирог с айвой.

@темы: Жизненное

---

Сны

Приснилось сегодня, что я родила ребенка... Странно ощущать себя матерью... Но не скажу, что мне это не нравилось. Просто это было как-то не так, как прежде. И вот теперь я думаю, для чего мне дали этот сон? Напугать, приманить или подготовить? Напугать отсутствием ''холостяцкой'' свободы? Приманить неизведанным новым и сладким чувством и качеством? Подготовить к новому опыту?

@музыка: Пилот Питерский блюз

@настроение: Задумчивое

@темы: Мысли вслух, Я

---

Тоска, непонятная, странная, страшная тоскливая тоска... Неужели так тяготит меня моя свобода?..

---

Подарила вчера отцу Коран. Сижу, читаю...

---

''...Знай: ты способен прочувствовать истину столь интенсивно, что ради этого чувства согласишься идти своей дорогой в одиночку. Приняв же одиночество, ты перестанешь быть одиноким...'' Стори Уотерс ''Ты - Мессия''

---

Осень - небо...

Настроение такое - сейчас бы в лес, шуршать опавшими листьями, заниматься ничегонеделанием и думать о Вечном...

@настроение: Мечтательное

@темы: Единочество, Мысли вслух

---

Хотела написать об этом в другом своем дневе, но... Ну да ладно...

В последнее время часто вспоминаю тот вечер: мы с тобой, как у Кинчева в песне- держали путь в сторону леса. Ты что-то болтал про то, как сдавал диплом, как показывал 100 правил неоязычника друзьям, о своих картинах и новых задумках, и что-то ещё. А я шла и думала, какой же ты всё-таки анархист... и мальчишка... Несмотря на возраст (хотя, какой там возраст!) и твои попытки быть хуже, чем ты есть на самом деле... А ещё твой взгляд, когда я обмолвилась, что не прочь была бы стать ведьмой... Что-то в нём было... такое...

@музыка: АЛИСА Время менять имена

@настроение: Любовь зла - полюбишь и Козла...

@темы: Единочество, Друзья, Жизненное

---

Задул ветер перемен. Пришло время работать.

---

Убирала недавно в шкафу, и нашла свои тренировочные перчатки и бинты. Стало тоскливо...

@темы: Жизненное, Спорт, Увлечения

---

Просто плохо...

---

Сон

Не дай Боже всему этому оказаться правдой!.. Нет, я не удивлена, просто так хочется, чтобы хотя бы этот человек оказался исключением из правила...

---

Размышлизмы

Человек будет несчастен, пока у него будут желания. Любые, ибо достигнув одного, мы обычно не останавливаемся. Однако есть одно-единственное желание, которое принесет неземное счастье. Это желание быть ближе к Богу, устремление к Нему. Невозможно выразить радость молитвы... Невозможно описать сладость имени Бога...

@музыка: Музыка Гуру

@настроение: Лирическое

@темы: Духовность, Жизненное, Мысли вслух

---

КРЫСОТА!!!

Давно порывалась это сделать...

@музыка: Песни Гуру

---

Удивление

Иной раз поражаюсь невзъебенной уверенности некоторых индивидуумов в собственной опизденительности... Даже злости нет, одно безмерное удивление... Почему я не люблю его, такого всего из себя хорошего, да пригожего? Почему не хочу быть с ним, ведь всё равно я сейчас одна? А вопрос, хочу ли я вообще каких-либо близких отношений,и конкретно с ним, его не особо занимает... ОН ПРОСТО НЕ МОЖЕТ ЭТОГО ПОНЯТЬ!!!.. Я в шоке...

@настроение: Охренеть можно...

@темы: Жизненное, Мысли вслух

---

Желание, блин...

Хочу стать ведьмой. Самое главное - рыжие волосы и зеленые глаза у меня уже есть. Осталась мелочь - обрести Силу

@темы: Жизненное, Мысли вслух, Я

---

Благодарность

Благодарю Тебя, Господь,за то,что нас хранишь и любишь,за то.что есть,и вечно будешь...

---

Здравствуй, осенняя депра...

@музыка: ДДТ Прекрасная Любовь

@настроение: Ужасное

@темы: Единочество

---

Чудо.

Милый, чудной рассказик. Очень люблю такие.

Далия Трускиновская. Душа и дьявол
Больше всего на свете я любила второе действие "Жизели"...
Шел третий час ночи, я не могла заснуть. Состояние было такое, в
котором те, кто послабее, кидаются в истерику, бьют тарелки, бьются
головой о стенку.
Я другая. У меня крепкие нервы. И все же заснуть я не могла. Хуже того
- я не хотела даже заставить себя раздеться, принять душ, причесаться на
ночь. Правда, я не металась по комнате, а тихо сидела в кресле. Но сидеть
и думать два с половиной часа подряд тоже вредно для здоровья.
- Черт возьми меня совсем, - наконец сказала я вслух, потому что ночная
тишина большого дома стала меня раздражать. И что это за "совсем", где я
нахваталась этих словечек-паразитов? У кого подцепила проклятое "совсем"?
- Черт возьми меня совсем... Да. Душу бы ему продала, лишь бы, лишь
бы!..
То, о чем я сейчас мечтала, было уголовно наказуемым деянием. Я хотела
найти человека выше среднего роста, с жесткими руками, с прокуренным
гнусным голосом, широкоплечего и костлявого, чтобы убить его. Взять
пистолет, которого у меня все равно нет, и убить. Или взять нож, нож у
меня есть, я сама точу его, потому что мужчины не имею даже приходящего.
Или набросить на шею ему петлю. Это уж совсем просто.
- Да. Именно душу. Именно дьяволу. Чтобы он дал мне совершить это. Ведь
ходит же по земле такая сволочь!
Из-за этой сволочи я сегодня в два часа дня явилась в райотдел милиции,
поднялась на пятый этаж и постучала в кабинет номер шестнадцать.
- Входите, - ответили мне. Я вошла.
- Вы Федоренко? - спросил тот, кто сидел за раздрызганным письменным
столом, таких уже ни в одном приличном учреждении не увидишь, и одним
пальцем стучал на древней, совсем уж музейной машинке.
- Нет, я не Федоренко. Я по делу о нападении на Киевской улице.
Он уставился на меня с недоумением - мне сдуру даже показалось, что с
интересом.
- Какое нападение? - ошарашено спросил он.
- Да в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое мая. Я свидетель.
- Разве я вызывал вас? - уже чуть ли не а панике спросил он. - Я же
точно помню, что нет!..
- Не вызывали, - согласилась я. - Я сама пришла. Я же свидетель
все-таки. Три недели прошло, а повестки все нет и нет, хотя моя фамилия в
вашем деле фигурирует. Вот, решила прийти сама и дать показания.
Мне частенько приходится удивлять людей. Вообще мне это занятие даже
нравится - когда речь идет о чем-то забавном, Например, все в отрубе,
когда я на тренировке встаю на пуанты. Даже не понимают сперва, что это я
такое вытворяю. А мне нужны пуанты, что называется, для медицинской
профилактики - бывает, что подъем барахлит, а с пуантами у него такие
штучки не проходят.
- Садитесь, - наконец сообразил он показать на корявый стул, - Впервые
вижу, чтобы свидетель пришел в милицию без повестки. То по три повестки
посылаешь, и все равно с собаками не найдешь, а то без всякой повестки...
- Мне рассказывать?- прервала я его.
Ему было куда за сорок, и вид до того усталый - будто вагон с кирпичом
разгрузил. Но я знала, что на иных мужчин такое действие производит
общение со сломанной пишущей машинкой.
- Рассказывайте,- все еще не придя в себя, позволил он,- только, знаете
ли, я ведь совершенно не в курсе.
- То есть, как это не в курсе?- тут уж удивилась я.
- Это дело ко мне только вчера попало.
Тут я вспомнила, что Соня описывала мне следователя как шатена, а этот
был яркий брюнет.
- Ладно,- сказала я,- разберемся. Итак, в ночь с пятнадцатого на
шестнадцатое мы втроем ехали на машине - Валерия Сотникова, Софья
Розовская и я. За рулем была Сотникова, Розовская сидела рядом с ней, а я
- на заднем сидении. Это имеет значение, потому что нам пришлось
разворачиваться, и я глядела назад и давала команды Сотниковой.
- Сотникова - это та, на которую напали?- с сомнением спросил он.
- Нет, напали на Розовскую. Мы возвращались домой так поздно не потому,
что снимали иностранцев в ночном баре и не потому, что пьянствовали и
развратничали на чьей-то хате, как предполагал ваш предшественник. Просто
Розовская недавно разменяла квартиру. У них была трехкомнатная, мать
Розовской с отчимом переехали в двухкомнатную, а Розовская - в
однокомнатную с частичными удобствами на Киевской. Это тоже очень важно -
иначе трудно понять, почему все события разворачивались ночью.
- Ну и почему же?- вежливо спросил он.
- Потому что мать Розовской - нервная дама, которую на старости лет
угораздило выйти замуж. Отношения в семье стали невыносимые, пришлось
разменивать квартиру. Как раз одна семья решила взять к себе
бабушку-старушку, которая уже почти не встает. И вот Розовская переехала,
но часть вещей, в том числе и книги, остались у матери, и из-за них возник
очередной конфликт. Поэтому Розовская хотела забрать их при свидетелях и
сразу же на машине перевезти домой. Машина есть у Сотниковой, она
согласилась помочь. А все мы трое освободились в половине одиннадцатого и
сразу же поехали к родителям Розовской. Правда, забрать книги мы не смогли
- ее мать разволновалась, начался приступ, тут еще отчим подбавил масла в
огонь... Словом, мы с Сотниковой насилу их всех угомонили к половине
первого. Затем мы втроем вышли, сели в машину и сперва решили отвезти
Розовскую, потом меня. Мы с Сотниковой живем неподалеку, она меня часто
подвозит.
- Пока я не вижу, в чем заключается ваше свидетельство,- заметил он.
Видно, уже начал вспоминать детали дела.
- Во-первых, я клятвенно подтверждаю, что никто, ни Сотникова, ни
Розовская, ни ее мать, ни ее отчим, ни я - никто не был пьян. И хотя
разговор был на нервах, никто и не помышлял о рукоприкладстве. Правда,
Розовская-старшая может дать дочери оплеуху, но не при посторонних. При
посторонних она - жертва несправедливости и хрупкое непонятное создание.
Это во-первых. Во-вторых - когда мы подъехали, оказалось, что улица
Перекопана. Вернее, она уже неделю как перекопана, но Розовская ходит
пешком и для нее это роли не играет. Она не сообразила, что на машине там
не пробраться. Пришлось заезжать с другой стороны, а потом разворачиваться
в очень неудобном месте. Я смотрела в заднее окно и давала советы. Поэтому
я знаю, что возле дома не было случайных прохожих, компаний, никто не
выгуливал собаку и не валялся мертвецки пьяный. Более того - на протяжении
квартала не было ни души - ни в ту, ни в другую сторону. Но, когда мы не
смогли развернуться нормально, Сотникова решила заехать в подворотню и
совершить разворот из подворотни. Я доходчиво говорю?
- Вполне. - Видно, он не заметил шпильки.
- Я смотрела в глубину подворотни, чтобы не задеть о стены и не
раздавить какого-нибудь кота. А в ту подворотню выходит еще две двери -
одну прорубил кооператив, она ведет в подвал, а другая - на лестницу, по
которой можно подняться на третий этаж к Розовской. На эту же лестницу
можно попасть и из парадного, прямо с улицы, это куда проще. Не рискуешь
стукнуться лбом. Дверь так неудачно сделана, что выходишь в парадное как
раз под лестницей, ступеньки просто нависают над косяком. Естественно, там
всегда темно, даже когда на лестнице горит свет - а горит он обычно на
втором этаже и на третьем, этого хватает, чтобы внизу не споткнуться.
- Это что, тоже имеет отношение к делу?- скривился он.
- К сожалению, имеет.
Мне часто приходится качать права. Когда внушаешь директору клуба, что
нужно починить форточку, иначе без кислорода на тренировке возможны
обмороки, или когда объясняешь какую-нибудь закавыку бухгалтеру, нужно
говорить мягко и спокойно, как с неразумным дитем, и не пытаться
разнообразить свое выступление, а просто повторять одно и то же несколько
раз в лаконичной формулировке - если не поймут, то хотя бы запомнят.
Поэтому со мной лучше не связываться.
- Ну так вот, - я начала описывать свое торчание на заднем сидении
"Москвича" в третий раз. - Я сидела сзади и внимательно смотрела, как бы
не повредить машину или, не дай Бог, человека. И я видела, как кто-то со
двора через выходящую в подворотню дверь вошел в парадное. Еще одна деталь
- там жуткое эхо. Дома старые, гулкие. Когда идешь на каблуках, слышно за
версту-так отдается в подворотнях. Это тоже важно. Итак, человек, который
ночью сидел во дворе и дышал свежим воздухом - там, кстати, и скамейка
есть,- очень быстро шмыгнул в дверь. Естественно, я не видела его лица.
Могу сказать определенно одно - это был мужчина выше среднего роста,
потому что, входя, он быстро пригнулся. И он, видно, знает, что косяк там
низкий - иначе не успел бы пригнуться. Так вот, мы развернулись, выехали и
оказались у подъезда. Тогда я сказала Розовской, что лучше несколько минут
подождать - там кто-то вошел, соседи у нее подозрительные, пусть уж этот
мужик в одиночестве идет к себе домой. Мы подождали, потом Розовская вышла
из машины и вошла в подъезд. Тогда мы поехали прямо по Киевской, Сотникова
отвезла меня ко мне домой, а сама поехала к себе. На следующий день я
узнала, что на Розовскую в подъезде напали, пытались задушить, но она
вырвалась и выскочила на улицу. Там, к счастью, ей удалось упасть в
обморок прямо под колеса легкового автомобиля. У водителя просто не было
выбора - он вышел, увидел, что Розовская вся в крови, и повез ее в
больницу. Там вызвали милицию, сразу же взяли у неЈ показания, что, на мой
взгляд, не совсем, тактично, а затем, вместо того, чтобы ехать к ней
домой, на Киевскую, искать следы преступника, поехали - угадайте, куда?
- Сдаюсь, - буркнул он.
- К ее матери и отчиму. Подняли стариков из постели, переполошили, и,
вы не поверите, запугали. От них требовали признаться, что тут у них была
пьянка и что они сгоряча раскровянили Розовской голову! Как вам это
понравится?
- Бывали случаи, когда женщины не хотели подставлять тех, кто их
действительно поколотил, и выдумывали всяких насильников в подъездах, -
сказал он. - Мы все обязаны проверить.
- Вы хотите сказать, что больная старуха, пусть даже и истеричная,
может схватить за волосы молодую женщину и ударить ее несколько раз
головой о стену так, что врачи заподозрят сотрясение мозга? А потом
посадить ее в машину и отправить ко всем чертям? Она не подарок, но она
мать все-таки.
- А отчим? - спросил он.
- Он в их склоки мало вмешивается. Да старуха ему бы и не позволила.
- Ну и какие же у вас претензии? - поинтересовался он.
- Мне интересно, почему вместо того, чтобы тормошить стариков, ваш
сотрудник не помчался по горячим следам?
- Не было там никаких следов, - сказал этот человек.
- Были. Сама видела.
Тут он на меня уставился почище, чем в начале нашего разговора.
- Я теперь начинаю вспоминать это дело, - он зашарил рукой в ящике
стола. - Я его уже читал. Наш сотрудник сразу же после беседы с родителями
поехал туда и ничего не нашел. Поэтому мы беседовали с родителями
Розовской еще раз.
- То есть как это - не нашел? Я наутро все узнала и помчалась к
Розовской в больницу! - Мне нельзя, нельзя сейчас волноваться, иначе я
ничего ему не смогу объяснить! - Она мне рассказала, как давала вашему
сотруднику показания, дала ключ и попросила поехать к ней, привезти в
больницу кое-какие вещи. Я, конечно, сразу поехала на Киевскую, спустилась
под лестницу и увидела большие пятна крови, а также след от кроссовки.
Знаете, зрелище не очень приятное - кровавый след.
- Наш сотрудник ничего этого не видел! - уперся он.
- А ваш сотрудник действительно там был? Может, он ограничился только
воспитательной работой со стариками?
Он ничего не ответил и только так посмотрел на меня, что мои кулаки
сами собой сжались.
Молчание затянулось.
- Ладно, - сказала я, - возможен и такой вариант. Ваш сотрудник искал
следы в парадном, возле той двери, которая выходит на улицу, а ведь
Розовская выскочила через ту дверь, что ведет в подворотню. Опять же, там
темно, он мог даже не сообразить, что в подъезде есть еще одна дверь.
И тут я увидела - он откровенно обрадовался.
Нетрудно было догадаться, почему.
Я про себя усмехнулась - что значит честь мундира. Ну конечно же, тот
юный и взъерошенный охламон, которого описывала мне Соня, вряд ли впопыхах
облазил все парадное, даже по времени не получалось. Он беседовал с Соней
в два часа ночи, а в половине третьего уже нагрянул пугать мамашу с
отчимом. Конечно, может быть и такое - он сперва устроил у них переполох с
валидолом, а потом понесся искать следы в подворотне. Но логичнее
предположить, что он едва сунул туда нос, ничего не обнаружил и сообразил,
что драчка-то была совсем в другом месте. Впрочем, сложная это штука -
милицейская логика, мне ее не осилить.
Однако напротив меня сидел человек в кителе и ждал, что я еще скажу ему
хорошего.
- Из всего этого следует,- сказал я,- что Розовскую ждали. Стоя в
подворотне, можно видеть, как она подходит, к дому, оставаясь при этом
незамеченным.
- А может, это и не ее вовсе ждали,- заметил он.- Может, просто пьяный
искал приключений на свою голову.
- Когда пьяный пристает к женщине, он не с того начинает, чтобы
придушить. Он сперва с разговором лезет, - со знанием дела ответила я.- И
пьяный не шепчет жертве, когда она хрипит и выдирается, совершенно трезвым
голосом: "Ну, тихо, тихо, я тебе еще ничего не сделал!"
- Это вам Розовская сказала?
- Да. Она и вашему коллеге сказала, что запаха водки не было.
- Может, наширялся?- предположил он.
- Может, и наширялся. Если вдуматься, какая разница? Вам ведь все
равно, кого искать - пьяницу или наркомана, лишь бы найти этого мерзавца.
- Трудно его будет найти,- сообщил мне этот человек в кителе даже с
каким-то удовольствием.- Примет никаких. Выше среднего роста мужчин много.
Вот если бы Розовская запомнила какую-то деталь... (он задумался). Ну,
татуировку, что ли?..
Я даже встряхнулась - не снится ли мне эта чушь?
- Примета-то на нем была, - со вздохом сказала я,- но скорее всего
заросла. У Сони маникюр потрясающий, она ему всю левую руку изодрала
ногтями. У нее под ногтями кровь осталась. Там у них, на загнившем Западе,
давно бы эту кровь выковыряли и хоть группу установили.
- Ах, на Западе? Хм... На Западе - конечно...
И я поняла, что сейчас он начнет аккуратно выдворять меня из кабинета.
Конечно, запишет показания, я прочту, исправлю грамматические ошибки и
вставлю куда нужно полдюжины запятых. И он выглянет в коридор - там его
наверняка уже ждут. Или посмотрит на часы и вспомнит что-то срочное.
Записывая показания, он уточнил детали - во что была одета Розовская,
какие вещи просила принести в больницу, не знаю ли я в лицо и поименно ее
личных врагов. А какие, к бесу, враги могут быть у учительницы химии?
Второгодники, что ли?
Все было бы нормально, я сейчас спала бы ангельским сном с сознанием
выполненного долга (а с кем-чем еще?..), но он, добравшись до конца моих
показаний, вдруг отложил бумагу в сторонку, внимательно поглядел на меня,
и спросил:
- А может быть, вы там, у родителей, все-таки выпили? А? Вы подумайте,
вспомните...
Он не то чтобы не верил мне - ему незачем было верить. Ему было удобнее
не верить. Чтобы не возиться с этой полупридушенной химичкой, которая черт
знает что несет, чтобы не докапываться, какой из охламонов впопыхах не
разглядел кровавого следа на полу. Чтобы закрыть дело, ему нужно было мое
кроткое полупризнание - ну, тяпнули малость, старики разгулялись, в драку
полезли. Припадочная матушка встала в стойку "мабу" и с воинственным
воплем "кья-а-а!!!" ринулась в атаку. Почтенный отчим, звякнул шпорами,
вытянулся в струнку и метнул лассо. Кровь, хрип и обломки импортного
гарнитура. Достойный сицилианской мафии приказ: "Выбросьте труп на
Киевской!"
У меня есть такая особенность - когда нужно взорваться, я не взрываюсь.
Я только двигаюсь и говорю чуть медленнее, чем обычно. Потом, наедине с
собой... Да.
Третий час ночи.
Дело закроют.
Если это маньяк, он еще раз подкараулит Соньку.
Либо какую-то другую женщину.
Я ведь почему в милицию пошла? Наивная Сонька выписалась из больницы,
когда сняли швы со лба, пожила у подобревшей матушки и опять решила
вернуться на Киевскую.
А тот, кто знает там все дворы и подворотни, возможно, только ее и
ждет. А она, дурашка, думает, что его ищут, как в кино - с собаками,
бравыми лейтенантами и полковниками в благородной седине.
Конечно, может быть и такое - ему не Соня нужна была и вообще не
женщина, а просто наширялся, примерещилась жуть, пошел мстить всему белому
свету. Но ведь он может еще раз наширяться.
Соня еще не знала, что ее жизнь все-таки под угрозой. Я не стала
звонить ей. Мало радости в таком известии.
Но я это знала - и металась, соображая, как ей помочь, Хотя формально я
сидела в кресле два с половиной часа подряд.
Тут-то мне и пришло в голову, что неплохо бы продать душу дьяволу, лишь
бы избавить мир от этого наркомана, пьяницы, маньяка, или кто он там есть.
Я готова взять на себя эту ответственность.
Это была не ярость... а может, и холодная ярость. Я поняла, что Соньке
неоткуда ждать помощи. И Вере Каманиной - она после тренировки едет на
другой конец города и тоже в трущобы. И Алке Зайчихе, и Любке Крутых, и
Наташе, и Зое - все они возвращаются домой поздно. Три недели назад люди,
отвечающие за их безопасность, проворонили сволочь, способную задушить
женщину в подъезде. Где теперь бродит эта сволочь и чем занимается -
одному Богу ведомо. Убить убийцу - это же справедливо?
- Душу продам дьяволу! Я готова искать его, найти и обезвредить. Только
сама не справлюсь. Мне нужна помощь. Если дьявол мне окажет эту помощь - я
продам ему душу.
Так я бубнила, сопя и сжимая кулаки. А под мой кулак лучше не
попадаться. Он у меня маленький и острый. И поскольку я отжимаюсь от пола
на равных с восемнадцатилетними мальчишками вот на этих самых кулаках,
удар получается о-о-очень неприятный. Я быстро бегаю, у меня прекрасная
реакция. Знаю приемы. И мне не нужно сидеть целыми днями в кабинете за
омерзительным столом и лупить одним пальцем по клавиатуре разболтанной
машинки, как этому, ну, как его... Любой дрын из забора в моих руках
превратится в "бо" - дядя, ты хоть знаешь, что это такое, машинистка ты
недоделанная?
Почему я обратилась не к Богу, а к дьяволу - трудно сказать. Возможно,
потому, что к Богу взывала перепуганная Сонька, обмотанная бинтами, когда
я нашла ее в больнице. Она висела у меня на шее и ревела. А потом пошли
рассуждения, все насчет того, как это Бог допускает такую
несправедливость. Стало быть, допускает. Стало быть, обратимся в иную
инстанцию...
И тут за окном раздался лай. Трижды и очень требовательно пролаял (я
потянулась и выглянула) черный пудель.
Я усмехнулась - совпадение! Но пудель поднял голову и наши глаза
встретились.
Он вбежал в наш подъезд - позвольте, разве двери открыты? А замок с
кодом?
И сразу же коротко звякнул звонок.
Я быстро вышла в прихожую и отворила.
- Дьявол?
- Да.
- Входите...


Ну, жила милая поселяночка Жизель, ну, обманул ее избранник, ну, не
выдержало сердечко, померла - все там будем. Первое действие "Жизели" меня
совершенно не волновало, я и видела-то его всего раза три. Все мы так или
иначе попадаем на тот свет.
Надо отдать должное покойнику Жюлю Перро, который все это поставил, -
тот свет мне понравился больше, чем этот. Там мелькали блуждающие огоньки
и умершие до свадьбы невесты в белом качались на ветках и носились над
лужайками. Им было привольно и хорошо. Ночь стала их королевством.
Если это - угаданная правда, я после смерти тоже должна была стать
виллисой в белых тюниках, прекрасной и бесстрастной. И я хотела этого -
ради нескольких секунд, когда на растерзание невестам достался лесничий
Илларион, нечаянно погубивший Жизель. Они заплясали его до смерти, а потом
построились, скрестили руки на груди и ровными рядами улетели. Я тоже
невеста, которой суждено умереть до свадьбы, и я тоже должна лететь в этом
белом облаке, заняв свое место...


Он вошел и внес с собой тень. Куда бы он ни прошел в неплохо освещенных
прихожей и комнате, эта тень двигалась вместе с ним и прятала его лицо.
Но он не был страшен.
Возможно, он просто сумел передать мне свое спокойствие.
- Насколько я вижу, намерение у вас серьезное, - сказал этот странный,
почти безликий не-знаю-кто. Больше всего он был похож на столб дыма, в
котором при желании можно разглядеть человеческий силуэт. Но он мне верил
- и я ему поверила.
- Серьезное, - подтвердила я.
- И вы хотите заключить договор?
- Да. Хочу.
Он помолчал.
- Присядем, - вдруг предложил он. - Зачем же стоя-то? Как будто едим
пирожки на вокзале.
Я так и шлепнулась в кресло. Он опустился плавно, и плащ мрака обвился
вокруг его ног - ног?!? - кошачьим хвостом.
- Вам-то не все ли равно - стоять, сидеть? - от растерянности я
ударилась в агрессию. - Вы же, простите, бесплотный.
- Мне неприятно, когда женщина вынуждена стоять. Извините, подвержен
предрассудкам. - Тень колыхнулась, будто разводя руками. - Древнее
воспитание, знаете ли... Сентиментальные гувернантки.
- Приступим к делу, - весьма решительно объявила я. - Составим договор.
В двух экземплярах.
- Погодите, торопиться в этом деле незачем. - Голос был мягкий и даже
немного насмешливый. - Обсудим условия. К тому же моя фирма сперва
знакомит клиента с образцами услуг, а уж потом заключает с ним договор.
Зачем же покупать кота в мешке? Так что вы скажите, что вас интересует, я
дам вам возможность совершить тот или иной поступок, и тогда вы сами
решите - подходят вам услуги моей фирмы, или лучше обратиться по другому
адресу.
- Ваша фирма заметно прогрессировала, - заметила я. - В смысле
гуманизма.
- Были рекламации, видите ли,- он как будто пожал плечами. Да, именно
"он" - голос был мужской, очень приятного тембра. - Так я вас слушаю.
- Я хочу найти того, кто напал на Соньку Розовскую. Я хочу сделать так,
чтобы он больше никогда ни на кого не нападал и ни одному живому существу
не причинил вреда, - по-моему, довольно удачно сформулировала я. - Я хочу
обезвредить его, какие бы средства мне ни пришлось пустить в ход. Ведь по
отношению к нему это будет только справедливо, не так ли?
- Справедливо, - согласился мой туманный бес. - Поэтому к вам и явился
я, а не кто-либо другой.
- Вы что же, отвечаете за справедливость в вашей фирме? - изумилась я.
- В каком-то роде да. Я демон справедливости.
- Странно. А я думала, что скорее уж должен существовать ангел
справедливости.
Он бесшумно побарабанил пальцами по столешнице.
- Вы нечетко представляете себе двойственность мира. Конечно же, ангел
справедливости есть (он вздохнул), но и демон - вот, перед вами. Есть
ангел пылкой страсти и демон пылкой страсти, ангел чистоты и демон
чистоты, ангел спокойствия и демон спокойствия. Много таких пар... Да...
- А чем же ангел справедливости отличается от демона справедливости? -
резонно поинтересовалась я. - Справедливость-то одна и та же!
- Это как Рим, к которому можно подойти по всем дорогам. Ангел
справедливости сражается силой света. Демон допускает хитрость и насилие.
Результат один. Но ангел безгрешен, а демон, и те, кто с ним, - грешны.
Возможно, когда-нибудь ангел простит демона, и в этом будет высшая
справедливость. А возможно, и нет.
- Сложная у вас система, - сказала я.
- Черт ногу сломит, - согласился он. - Так, значит, вы хотите все
сделать сами? С малым вмешательством фирмы?
- Да, - не совсем уверенно сказала я. - Кажется, я действительно хочу
сделать все сама. Не знаю, почему. Наверно, если бы я заказала его
окровавленный труп и сложа руки ждала, пока дьяволы его сюда притащат,
тоже было бы неплохо. Но это было бы не совсем справедливо... Ну, в общем,
я не привыкла загребать жар чужими руками.
- Нет, просто для вас важно ощущение свободы выбора. Окровавленный труп
- он труп и есть, он однозначен, - объяснил демон. - А вам нужна победа
другого рода. Вам нужна победа справедливости, а это не равнозначно каре и
непременно каре. Вы должны узнать, что заставило его совершить
преступление, и тогда уже судить, так?
- Мне бы еще с одним человеком, вернее, бездельником разобраться,-
попросила я, вспомнив, как следователь выпроваживал меня из кабинета.
- Хорошо.
Туманная рука забралась под плащ и выдернула, иначе это движение не
назовешь, перо - возможно, из черного крыла.
- Авторучкой нельзя? - спросила я, вставая, чтобы принести бумагу. - У
меня и чернил-то нет.
- Чернила и не понадобятся.
- Кровь?
- Ох, дались вам эти побрякушки и вытребеньки! Потерпите четыре секунды
и все узнаете.
Из-под плаща появилась банка литра этак на полтора, наверно, на три
четверти полная какой-то желтой дряни. Крышка отскочила, и запахло жареным
луком.
- Не удивляйтесь, народные средства самые надежные, - перо нырнуло в
банку и мазнуло по моему правому глазу, я даже не успела зажмуриться.
- Теперь левый. Ну? Вот так!
Сперва в глазах плавали пестрые облака со звездочками. Потом они
растаяли.
Я на всякий случай протерла глаза.
Комната была прежней, но я отчетливо видела каждую точечку на обоях в
противоположном углу. Чуть напрягшись, я разглядела заголовок в газете,
наклеенной под обоями, и фотографию под ним. Сквозь газету я видела
неровную серую стену.
- Догадались? - спросил демон, и я подняла на него глаза.
У него была кожа серого, чуть лиловатого цвета, с легким перламутровым
блеском, правильное лицо, шапка густых и жестких кудрей. Возможно, в них
прятались рожки. Глубокие задумчивые глаза были удивительно хороши, я
загляделась.
Хотя мне вредно заглядываться в такие глаза. Все равно из этого ничего
хорошего не получалось и уже не получится.
Такая моя судьба.
- Шабаш во вторник вечером, - деловито предупредил демон. - Перышко
приведет.
И положил на стол черное перо, вымазанное желтой ведьмовской мазью.
- Удачи! - коротко простился он. - Посмотрим, сумеете ли вы
воспользоваться нашими возможностями. А потом уж и будем решать вопрос о
продаже души,
Тень сгустилась вокруг него. Он опять обратился в столб черного дыма и
втянулся в щель на потолке.
Я осталась одна.
На темной полировке журнального столика тусклым пятном выделялось
черное перо. Мазь на нем как-то мгновенно выцвела.
Что касается порядка в доме, я страшная зануда. Всякая вещь у меня
знает свое место. И никогда еще перья на столах не валялись. Хотя... Было
дело. В ранней юности. На берегу пруда чистились лебеди. Я осторожно
подошла к ним и набрала целую горсть махоньких пушистых перышек. От
подружки-балерины я знала, что их не берет никакая краска. То есть белизна
в наивысшем своем проявлении. Ей я потом и отдала эти перья - обшить
"лебединую" пачку.


В детстве я страшно хотела танцевать и только танцевать. Но в
хореографическое училище меня не приняли. Тогда я впервые обнаружила, что
людям не нравится мое лицо.


Первая тренировка у меня в семь двадцать утра.
Это для тех, кому к девяти на работу. После работы им нужно бежать по
магазинам, а встать на час раньше они еще со скрипом соглашаются. Правда,
это всего два раза в неделю.
У меня всегда все приготовлено заранее. Сумка с магнитофоном,
купальником, резиновым поясом, тресами, импортными кедами на толстенной
подошве всегда стоит на полке у дверей, и все в ней всегда свежее -
запасные носочки, полотенчико, гимнастический купальник. Недавно я связала
себе и полоску на лоб. Не люблю долго сидеть на одном месте, а то бы и
гетры связала. Я считаю, что тренер должен служить недосягаемым идеалом.
Какой-то дурак написал в популярной брошюре про аэробику, что одеваться
надо, чтобы одежда не стесняла и вообще была хлопчатобумажная. С точки
зрения высокой науки, возможно, это правильно. Но я - практик, и я за
десять лет сделала кое-какие выводы.
Я шла на остановку троллейбуса и мысленно повторяла тезисы своей
сегодняшней речи перед новенькими.
Костюм должен обтягивать, иначе я не пойму, правильно выполняется
движение или нет, до конца вытягиваются ручки-ножки или кое-как. Резиновый
пояс. Без него не допущу. У женщины должна быть талия. А пропотеешь под
этим поясом до темных пятен на купальнике - и талия на нужном месте
образуется. Тем и хороша обруганная синтетика... Да. Обувь. Только на
толстой резиновой подошве. Потому что придется много прыгать. И меньше
риска поскользнуться. Волосы - убрать! Чтобы не приглаживать их каждую
минуту. Косметику - убрать. Это во мне не старая дева вопит. Я должна
видеть, если кто-то из моих бегемотиц вдруг резко побледнеет или там губы
посинеют. Обтягивающий костюм. Пояс. Обувь. Волосы. Косметика. Кажется,
все...
Новенькие, а было их в это утро человек восемь, обрадовали меня
чрезвычайно - пришли в тех жутковатых тренировочных черных костюмах, какие
наша промышленность гонит для школьников. Не выношу! Своими бы руками
изодрала в клочки!
Я построила свою пузатую и грудастую команду, включила магнитофон и
сунула кассету на перемотку.
- В следующий раз просьба одеться ярко и нарядно, - сурово сказала я.
На мне самой сейчас малиновые тресы, белый с малиновым купальник, белые
носочки и белые же кеды - пусть любуются. - От черного цвета снижается
мышечный тонус.
Возможно, это и враки. Но на девочек действует - услыхав про мышечный
тонус, они действительно приходят в светлом.
Прошпарив тронную речь, я включила магнитофон и выдернула из рядов
Владку. Поставила ее вместо себя показывать упражнения и запустила
тренировку.
Это очень важно - чтобы с самого начала кто-то ткнул тебя в пузо -
подтяни пузо! - или шлепнул по загривку - распрямись! Я ходила между
рядов, тыкала, шлепала, выламывала неуклюжие руки, выгибала окаменевшие
спины. Но когда наступил танцевальный фрагмент, вышла вперед.
Я выбрала эту профессию, чтобы безнаказанно танцевать.
Здесь было безразлично, какое у меня лицо. Здесь любовались моими
стройными бедрами, осиной талией, подтянутой грудью. Хотя поставить меня
рядом с настоящей танцовщицей - и сразу станет ясно, что мне нужно согнать
лишних два сантиметра и с талии, и с бедер. Но это еще поправимо, а вот
замучавшая меня корявая линия - от талии до верхней части бедра - так при
мне навеки и останется. И "иксатые" руки тоже.
Но моим бегемотицам не до тонкостей. Я самозабвенно пляшу тарантеллу, и
они пытаются подражать. Сейчас я для них звезда экстра-класса. Возможно,
еще и потому, что я пляшу с огромным удовольствием, и они это видят. Мне
же на них лучше пока не смотреть... А то получится кривое зеркало - когда
сплюснутая, разъехавшаяся во все стороны толстуха усердно копирует каждое
твое движение, да еще корчит при этом рожи.
После тренировки я еще раз повторила все свои наставления, оставила
Владку, а остальных отпустила.
Зальчик был в нашем распоряжении еще с полчаса. Я уже вторую неделю
разрабатывала новый комплекс, Влада - лицо, приближенное к тренеру! -
ассистировала. Мы попробовали, как ложатся на музыку движения "в партере".
Я-то могу размахивать ногами с любой заказанной скоростью. Влада пополнее,
мне в работе надо ориентироваться на таких, как она.
Оказалось, действительно - рядовая советская женщина, даже
прозанимавшаяся аэробикой более года, в этот темп не укладывается.
Приятная новость... А я полжизни потратила, пока нашла эту музыку и
переписала ее! Непруха... Опять чье-то приблудное словечко. Сколько можно?
Почему они ко мне так все липнут?
Я хотела спросить Владу, который час, но сквозь голубой рукав
купальника увидела циферблат. Наше время истекло. А увидела я его, потому
что напряглась. Во все время тренировки никто не просвечивал. И Владиных
часов я не замечала.
Сейчас полагалось бы пойти и позавтракать. Перед утренней тренировкой я
не ем, она для меня вроде зарядки.
Раньше все было просто - забежала в кафешку и съела себе салатик,
выпила кофейку. Но как быть начинающей ведьме, которая в горке салата на
блюдечке ясно видит кусочки порченой колбасы и длинный пергидролевый волос
поварихи?
Пришлось идти в кооперативное кафе, там повкуснее. Правда, и подороже.
Я подумала, что дымчатый демон нанес удар по моему бюджету, и надо это
горе оговорить в договоре.
Затем я рванула в школу к Соне.
Она знала, что я собиралась в милицию со своими никому не нужными
показаниями. Она еще вчера вечером, очевидно, ждала меня.
Я нашла ее в лаборантской химкабинета, который нужно было
законсервировать на лето.
- Про Генку не спрашивали? - был ее первый вопрос. Мне захотелось
выругаться. Хотя я это делаю крайне редко. Но Сонька со своим Генкой может
довести!
Она и перед походом к следователю полчаса умоляла меня - ни слова о
Генке! Он же семейный, не дай Бог, начнут его тормошить, дойдет до жены!
По-моему, в этих причитаниях было какое-то неосознанное, подсознательное
хвастовство - мол, у меня, такого заморыша, есть любовник, пусть и
женатый, а у тебя нет и не предвидится. Ну, нет так нет, я же из-за этого
не страдаю, как маялась ты, пока не возник Генка.
- Спрашивали, - естественно, ответила я. - Ты уж прости, пришлось
сказать правду. Что живет в Сибири, в академгородке, и приезжает примерно
четыре раза в год, когда вызывают на симпозиум или научную конференцию.
Они послали бригаду с ищейкой проверять его алиби. Мало ли какие у него
причины ночью тебя придушить. Может, ты ему наследство собиралась
оставить.
Со мной бывает, что неудачно шучу. Соня помолчала и вздохнула. С другой
стороны, она меня вынудила на такую неприятную шутку. Черт ее разберет,
возможно, она действительно любит этого гастролера. Мне такого не
понять...
Во всяком случае, когда я нашла ее в больнице, и она рыдала у меня на
плече, то меньше всего она беспокоилась о матери и отчиме - ее волновало,
как бы не подумали на Генку! А какой он, к бесу, Генка? Ему сорок шесть
лет, между прочим, и старшая дочь недавно внука ему родила. А Соньке
всего-то двадцать девять. Не понимаю, хоть тресни.
Я люблю Соньку. Только не умею говорить приятные вещи. Скорее всего, и
не научусь.
То, что я на тренировках зову здоровенных бегемотиц милыми девочками и
предлагаю им то поднять выше ручки, то следить за ножками, еще ничего не
доказывает. Это - профессиональное. Не могу же я вслух звать их жирными
хавроньями. Но, честно говоря, мне было бы так легче, потому что на меня
резкий и язвительный окрик действует лучше комплимента. Я мгновенно
собираюсь и делаю решающий рывок, как правило, удачный. А с Сонькой так
нельзя. И со многими нельзя. И это иногда удивляет, а иногда действует на
нервы.
Когда Сонька пришла ко мне тренироваться, она мне целую сцену закатила
- почему я требую от нее невозможного! Она никогда не занималась, у нее
отсутствует координация, и я должна относиться к этому несчастью с
уважением. А именно - так, видимо, понимала Сонька уважение - упрощать
программу применительно к ее возможностям. Чтобы не она была хуже всей
группы, а вся группа примитивно топталась на ее уровне. Я, недолго думая,
вернула ей уплаченные за пять месяцев вперед деньги. Она растерялась,
деньги брать отказалась, пропустила неделю, а потом пришла и забилась в
угол. Как она там маялась не в такт и не в лад - описать невозможно!
Однако приспособилась. Потом мы вообще подружились.
И вот теперь Сонька знает, что от меня соплей не дождешься, и тем не
менее рассказывает мне про Генку и даже рыдает на плече, если случается
какая-то ерунда.
- Они что-нибудь узнали? Ну, про этого?.. - с надеждой спросила Соня.
- Похоже, что нет. Это не так-то просто. В лицо ты его не видела. Во
что был одет - не разглядела. Голос - поди разбери, если он почти шепотом
говорил. А что сильный - так тебя и заяц повалит. Понимаешь, примет-то
нет. Ищут, конечно. У них там свои каналы, - соврала я.
- Это был маньяк, - уверенно объявила Соня. - Нормальный мужик не стал
бы сразу душить. Да еще приговаривать: "Ну, тихо, тихо, я тебе еще ничего
не сделал!" Маньяк, честное слово! Подумать только, он же так и бродит по
ночам! Может, он на другом конце города кого-то действительно придушил,
потому что его сразу не поймали?
- Погоди, погоди, - сказала я. - Ты его точно передразнила? Вот именно
так он и сказал? Вот с такими интонациями?
- Да-а... а что?
- Понимаешь, Сонь, так в кино уголовники говорят. С презрением. Может,
ты просто так его изображаешь?
- Нет, он действительно именно так говорил.
- Нам только уголовника недоставало. Даже удивительно, как ты смогла
вырваться.
- Знаешь, я все время об этом думала, - призналась Соня. - И вот что
получается. Когда он схватил меня за волосы и стал бить головой о стенку,
я, наверное, на секунду потеряла сознание и стала падать. А он зажал меня,
ну, почти прижал к стене, и я ж шлЈпнулась. Понимаешь, я вдруг
почувствовала, что почти сижу на корточках. Он, наверно, думал, что я
сейчас растянусь, а я вскочила - и в дверь. Как пробежала подворотню -
даже не помню. Наверно, со мной действительно был обморок.
- А вообще ты дешево отделалась, - сказала я. - Могло быть хуже.
- Дешево! - обиделась Соня и потрогала голову - там, где под волосами
заживали шрамы и шишки. - Хотя... Ой, ты же еще не знаешь! Моя сумка
нашлась! Ну, которуя я выронила, когда он меня душить начал!
- Как - нашлась? Где - нашлась?
- Во дворе! Сегодня сосед, Трифонов, в сарай лазил. А там между крышей
сарая и стенкой здоровая щель.
- Какой еще стенкой?
- Ну, он к брандмауэру впритык стоит, наш сарай, у него задняя стенка
поэтому не деревянная, а каменная. И, представь себе, Трифонов у себя в
сарае мою сумку нашел! И все на месте. Книги, косметичка. Только шоколадка
пропала. И блокнот с телефонами цел.
- Ты хочешь сказать, - медленно начала я, - что этот твой маньяк
закинул сумку на крышу сарая, а она провалилась вовнутрь? Так, что ли?
- Откуда я знаю, кто ее закинул? - удивилась Соня. - Может, мальчишки?
Скорее всего, мальчишки.
- Мальчишки бы растребушили, - уверенно сказала я. - И, возможно,
конфисковали книги. Там же у тебя фантастика, небось, была?
- Одна фантастика и один детектив, знаешь, эта тоненькая серия. Нет,
только шоколадка пропала.
- Вообще тебе опять повезло. Представляешь, что было бы, если бы
пропали ключи.
Я имела в виду, что у Соньки не дверь, а крепостные ворота. Она выходит
в тупичок и с разгону ее не вышибешь, ногой тоже, размахнуться негде.
Запирается на два доисторических ключа и один современный - так уж
береглась проживавшая здесь бабка. Словом, эта комнатеха с частичными
удобствами в сущности - неприступный бастион.
- А с чего бы им пропадать? - удивилась Соня.
- Ну, они же в сумке были?
- Нет, в кармане, вместе с кошельком. Чтобы не шарить впотьмах по всей
сумке.
Тут мы стали разбираться - как так вышло, что я впервые об этом слышу.
И оказалось, что Сонька, которая из больницы направилась жить к матери,
только позавчера перебралась к себе, и мне просто в голову не пришло - а
ключи-то целы?
- Шоколадка, говоришь, пропала? Значит, в сумке копались. Прямо во
дворе, при лунном свете. А потом сумку вместе с содержимым со зла
зашвырнули на крышу сарая - мол, снимай ее оттуда, как знаешь. И что же
мог сексуальный маньяк искать в сумочке у химички? Спиртовку из кабинета -
спирт выдуть? Или пузырек фенолфталеина - он же пурген?
- Интересно девки пляшут, по четыре сразу в ряд... - пробормотала я.
Действительно, интересно пляшут сексуальные маньяки... Уж не в ключах ли
тут дело?
И тут я поняла, что нужно немедленно пойти и осмотреть окрестности.
Пожалуй, с моим новым дьявольским зрением я там увижу побольше, чем в
прошлый раз. И уж во всяком случае, буду искать следы там, где они
действительно есть, - в отличие от милицейского растяпы.
Раз уж я собралась продавать душу дьяволу за право вести это следствие,
то пора бы и начать.

Наверное, на самом деле я танцую плохо. Я знаю все свои недостатки -
жесткий прыжок, деревянные руки, маленький шаг. И прочая, и прочая.
Подружка-балерина по моей суровой просьбе перечислила их все на одном
дыхании. Правда, некоторое время спустя она перестала быть моей подружкой.
Но недостатки остались при мне. И я так люблю танцевать, что это все уже
неважно. Лишь бы зал был без зеркала. Если вдруг увидишь себя, корявую,
это как обухом по лбу.
Зато я знаю про себя кое-что странное. Когда я встаю в арабеск, отвожу
правую ногу назад и вверх до упора, разворачиваю колено, чтобы не висело,
и вытягиваю его в струнку, выгибаю спину, откидываю плечи - ну, делаю все
то, что балерина, танцующая Жизель, - то вдруг перестаю чувствовать под
собой опорную ногу. Ее нет. Есть два крыла, есть что-то вроде птичьего
хвоста-руля за спиной, есть ветер в глаза и в напрягшуюся грудь. Я
чувствую, как он относит со лба несколько заблудившихся и не попавших в
узел волосков.
Вот точно так же движутся в арабеске навстречу друг другу белые ведьмы
в наивных веночках. Они продвигаются вперед маленькими прыжками, все, как
одна. Это называется "прядающий арабеск". Когда я смотрю на них с балкона,
а я люблю танцы виллис смотреть именно сверху, мне делается жутко. Словно
пустилось в полет большое белое облако, взяло разгон и неумолимо идет над
ночным миром, готовое разразиться молниями. Белое грозовое облако.
Этот дом на Киевской построили лет сто назад и потом несколько раз
перестраивали. Сперва после первой мировой, когда он пострадал от
бомбежки, потом после второй мировой. Его архитектор, наверно, в гробу
переворачивается - так бедное здание изуродовали. Там в конце концов,
сперва превратив огромные квартиры в коммуналки, стали из каждой комнаты
делать отдельную квартиру, со своим входом, кухней и туалетом. География
получилась совершенно безумная!
В такую комнату несколько месяцев назад вселилась Соня. Она называет
это "квартирой", а я полагаю, что квартира - то, где есть ванная или хотя
бы душ, а туалет примыкает к ним непосредственно, а не находится на
полэтажа ниже, запертый на замок, и не дай Бог потерять ключ!
Я и представить не могла, как тут жила немощная бабка, как она
затаскивала сюда дрова из сарая, как ночью брела в этот невообразимый
туалет. Еще я не понимала, что бабка делала, когда перегорала лампочка в
люстре. Потолки тут, как во Дворце спорта. Если бы мне пришлось в
наказание за свои грехи жить в этой "квартире", я бы соорудила второй этаж
и увеличила свою жилплощадь вдвое.
До тренировки оставалось ровно столько времени, чтобы медленно и
спокойно пройти тем путем, что и Соня в ту ночь, а затем повторить путь
того мерзавца, той сволочи - если получится, конечно.
Вглядевшись, я нашла кровавый след, которого не заметил милицейский
деятель, хотя это нужно было умудриться. Невооруженным взглядом я бы его
ни за что не разглядела, но в том-то и дело, что дымчатый дьявол вооружил
мой взгляд. Я отчетливо видела контуры подошвы и каблука.
Кроме всего прочего, у меня в сумке постоянно валяется сантиметровая
лента. Раз в месяц я измеряю своих бегемотиц по всем параметрам - грудь,
талия (если удается отыскать) и бедра. Надо видеть, как они поджимают
животы!
Я старательно измерила след, чтобы потом выяснить размер. Возможно, это
пригодилось бы.
Покрутившись, я нашла второй отпечаток - точнее, контур отпечатка. Это
была тонюсенькая ниточка, испускавшая теплое свечение. Может, я даже и не
глазами нашла ее, а какими-то неведомыми чувствами. След почти касался
порога. Третий контур был уже за порогом. И я поняла, что теперь не
собьюсь.
Вернувшись на то место под лестницей, где этот маньяк душил Соню, я
принялась искать другие следы - ведущие не из подъезда в подворотню, а
наоборот. Я хотела понять, откуда же он появился. Но других следов не
было. Я задумалась - и вдруг поняла, в чем дело. Светящийся контур давала
кровь. Сонина кровь. Это она ждала, пока явится кто-то с дьявольским
зрением и с желанием узнать правду.
И я пошла туда, куда звала меня эта впившаяся мертвой хваткой в подошвы
кровь. И я думала о том, что за сотни лет вся земля покрылась цепочками
таких светящихся следов, и их свечение не гаснет, как будто мертвые все
еще надеются - придет кто-то, решивший распутать эти цепочки и пройти по
каждой до конца, сколько бы она ни тянулась.
Именно тогда мне впервые пришло в голову, что кровь в наших артериях и
венах, возможно, по-своему разумна, и не исключено, что она ощущает себя
живым существом.
След провел меня наискосок через двор. По длине шага я поняла, что этот
человек бежал. Другого и ожидать было нельзя - человек, нападающий
исподтишка на женщину, трус. На мужчину напасть он боится. А маленькая
Сонька - это как раз добыча по плечу. С ней и мальчишка справится.
След нырнул в такую же низенькую подслеповатую дверь, как та, что
выходила из Сониного подъезда в подворотню. Я нырнула следом и вышла на
улицу. Тут контур потерял ясность - все-таки прошло немало времени и Бог
весть сколько человек пронеслись над ним, растирая и размазывая его по
асфальту. Я шла уже не столько по реальному следу, сколько по его
продолжению, полагаясь, скорее всего, на интуицию. И вот я оказалась возле
одноэтажного домика.
Это было частное владение. Входная дверь запиралась на ключ. Больше в
радиусе двадцати шагов контур не прослеживался. Значит, тот человек ночью
скрылся именно здесь. Жил он здесь, что ли? А если нет - почему его ночью
сюда впустили?
Я обошла весь квартал. Я обнаружила за домом небольшой садик,
старательно огороженный. Я стала соображать и вычислила примерную площадь
дома. Скорее всего, здесь жили две семьи. Я напрягла зрение - и увидела
сквозь одну из оконных занавесок женщину, кормившую грудного ребенка.
Должно быть, мой ночной гость пожалел своей волшебной мази, а, может,
ее действие стало ослабевать. Я не могла ничего разглядеть сквозь стенку,
даже занавеска во втором окне вдруг обрела плотность. Третье выходившее на
улицу окно оказалось пустым - интерьер комнаты был совершенно безликий,
мебель пятидесятых годов да цветной телевизор. Разве что кавардак на столе
наводил на мысли о ночной пьянке и, возможно, драке. Среди рыбьих скелетов
на тарелках валялись два окровавленных носовых платка. Но, в конце концов,
можно порезаться и случайно.
Я сделала круг, зашла со стороны двора. Расстояние между мной и окнами
увеличилось втрое.
И тут я явственно услышала, как громко и часто забилось мое сердце. Не
глазами, не ушами - я кровью ощутила присутствие того, кого ищу. Он был в
доме, за одной из бело-голубых клетчатых занавесок, надо думать -
кухонных. Я сжала кулаки - и увидела его силуэт. Он курил, и сейчас как
раз прикуривал новую сигарету от угасающей. На его левой руке сквозь рукав
светились почти зажившие шрамы - уже даже не шрамы, а несколько белых
ниточек на смуглой коже. Так бывает первое время после того, как отвалится
струп.
Я не видела лица, не видела вообще ничего, кроме этих ниточек. Даже его
профиль казался мне расплывчатым - так я сосредоточилась на шрамах от
Сониных ногтей.
А потом я подняла вздрагивающие от напряжения глаза чуть выше - и
увидела пониже плеча татуировку. Она была до того нелепа, что в другое
время и в другой ситуации я бы расхохоталась.
Руку этого типа украшал не более не менее как кот в сапогах. Котяра
топал на задних лапах от груди к спине, перекинув за спину узелок с
имуществом. Я отчетливо видела даже его усы, шпоры на сапогах и полосы на
хвосте. Но лица человека я не могла разглядеть.

Когда виллисы вышли из могил и порезвились вокруг кладбища,
повелительница Мирта собрала их, чтобы вызвать из гроба и превратить в
виллису новенькую - Жизель. Мирта взмахнула волшебной миртовой веткой - и
из-под холмика выросла Жизель со скрещенными на груди руками и таким
лицом, какое бывает только у гипсовой статуи. Но Мирта сделала знак,
Жизель воспряла - и завертелась в бешеном арабеске. Смерть была
освобождением от жизни, а это стремительное вращение было освобождением от
смерти и началом вечного танца.
Вот о чем я мечтала всю жизнь. Что в муках усну, отрешенно проснусь и
буду танцевать долго, долго и самозабвенно - пока не кончится вечность.

За несколько дней я побывала у этого дома раз пятнадцать. Я уже знала,
когда вывозят гулять малыша, кто занимает квартиру, выходящую окнами на
улицу, какого цвета у женщин белье, что здесь едят на обед. Знала я и то,
что "мой" человек находится в довольно трудных отношениях с хозяином дома,
что тот его терпит, но никогда не выгонит.
У меня хорошая память на лица, это - профессиональное. Я помню всех
своих коровищ по крайней мере лет за пять, а их сменилось во всех группах
не меньше трехсот человек. И обитателей дома я тоже запомнила моментально.
Всех, кроме одного. Хуже того - я смотрела изо всех сил, но не видела его
лица. В упор не видела и не могла вспомнить ни единой черты.
Со мной такое, или примерно такое, уже было однажды, Мне нахамили, я
дала здоровую оплеуху. Но лица того хама я не видела в момент удара и
совершенно не помню. Я видела ошалелую рожу приятеля, стоявшего у него за
спиной. Вот эту рожу я запомнила отлично! До сих пор, когда вспоминаю,
весело делается.
Но я этого человека чувствовала кожей и кровью. За двадцать шагов
чуяла. По коже пробегал холодок, и кровь толкала меня изнутри, как будто
ей во мне было тесно. Мне вовсе незачем было разглядывать его физиономию.
Но вот прошли эти несколько дней дилетантского шпионажа, и я задумалась
- а что дальше? Я хотела жестоко отомстить этому человеку... нет, не то, я
хотела оградить от него на будущее и Соньку, и вообще всех женщин, которые
могут ему подвернуться в нехорошую, минуту под руку... нет, и отомстить
тоже. За то, что я в перерывах между тренировками трачу время на эту
сволочь. Разве мое жизненное предназначение - в том, чтобы охотиться на
сволочей? Оно - в том, чтобы делать моих бегемотиц стройными сернами.
Самое что ни на есть женское предназначение, которым я, если по правде,
горжусь. А из-за этого мерзавца я, возможно, обкрадываю бегемотиц, обделяю
их своим вниманием, а они, между прочим, за тренировки деньги платят и
искренне мне верят. Так что - все-таки месть.
Месть, но - как? Дымчатый бес снабдил меня пронизывающим стены
взглядом, но ничего больше не дал. Ну, я убедилась в могуществе его фирмы,
дальше что? Он обещал мне, что я смогу совершить поступок. А какой,
простите, поступок? Я, между прочим, хочу быть уверена в том, что поступок
получится справедливый, и кара будет соразмерна деянию. Для этого нужно
выяснить, с кем я имею дело. Маньяк он, что ли? Но если так, то у меня
темное понятие о маньяках. Он мирно обедает с соседями и тетешкает
младенца. Он азартно рубится в домино с хозяином дома. Конечно, я могу
засесть за специальную медицинскую литературу. Но "фирма" могла бы мне
сообщить эти сведения и так. Почему же бес не появляется? Ведь он же
понимает, что я зашла в тупик. Ведь он же наверняка следит за мной и
видит, что мне неоткуда взять информацию! А шандарахнуть эту сволочь
кирпичом по затылку - не моя методика. Унижаться до уровня сволочей я не
буду. Хотя был момент, когда с радостью унизилась бы! Как раз накануне
явления черного пуделя под моим окном.
И тут я вспомнила про перышко и про вторник.
Шабаш - во вторник.
Перышко приведет.

Продолжение в Комментариях.

@настроение: дождливое

@темы: Литература

---

...

Мелодии цветов с затеpянным началом
Я слышу эти ноты похожие на сны
Итак...
Когда-то в стаpину с бpодягой обвенчалась
Пpекpасная любовь даpящая мечты
Пpекpасная любовь с бpодягой обвенчалась
Связали их доpоги, хpустальные мосты

Пpекpасная любовь, нам пpаздновать не вpемя -
Кpовавые закаты пылают за pекой
Идем скоpей туда - там ложь пустила сети
И нашим миpом пpавит уpодливой pукой

Пpекpасная любовь, там ждут тебя живые,
Позволь себя увидеть тем, кого ведут на смеpть
Там по уши в гpязи, но все-же не слепые,
Дай pазуму свободы, дай чувствам не истлеть

И вот пpекpасная любовь влетела птицей в гоpод
И плакал, видя чудо очнувшийся наpод
Тpон лжи не устоял, бежал в испуге воpог...
Да жаль погиб бpодяга у гоpодских воpот

Ю. Шевчук

@темы: единочестово